Как часто бывает, за громкими заявлениями скрываются простые человеческие мотивы: желание высказаться и быть услышанным, донести свою мысль до масс, не чувствовать руки майора, сжимающей плечо автора каждый раз, когда творческая мысль уходит в сторону с проторенной дорожки разрешенных тем. 2020 год оказался сложным не только в плане эпидемиологической обстановки, но и в плане ограничений на творчество. Из последнего — абсурдное дело Юлии Цветковой за рисунки якобы порнографического характера. После подобных обвинений со стороны органов становится понятно, что сначала надо восстановить хотя бы базовые права человека на самовыражение.
Неудивительно, что в кругах творцов возникло протестное движение. Но так как в тюрьму никому не хочется, «движение» быстро переросло в «порыв», а тот выродился в «Пятьдесят лет любви» — неожиданно пустой и конъюнктурный комикс, паразитирующий на текущих проблемах.
Это (псевдо)документальная история про некого издателя Т. и его друга — художника и автора комиксов Х., которому взбрело в голову показать историю любви Гитлера и японской принцессы. Безусловно, издать подобное в России практически невозможно, но идея кажется издателю отличной, а сюжет должен вдохновить людей на смелые поступки, ведь если даже Адольф заслуживает счастья, значит, и все остальные тоже! Так начинается долгий путь попыток обойти закон и выпустить комикс.
Казалось бы, стоит сменить Гитлера на Наполеона — и книга, не потеряв ни капли смысла, вышла бы в печать. Но Наполеон — дела давно минувших дней. Его не вспоминают раз в год из-за парада Победы, нет очевидцев его действий. Нужно давить на больное. Нужен архизлодей, известный всему миру, иначе идея книги не сработает. Или все же проблема не в герое?
Пожалуй, часть Хромогина самая слабая во всем произведении. Главный герой должен вызывать какие-то эмоции, хотя бы эмпатию, сопричастность. Но на деле одна сцена рушит все: во имя диктатора кончают жизнь самоубийством его жена, сын и собака, а сам он прячется и возвращается к своей истинной любви. Вот с этим моральным уродом нам предстоит себя отождествлять.
Рисунок в этой части небрежен. Возможно, дополнительные штрихи оставили для того, чтобы показать: это лишь некая идея, а не законченный комикс. Возможно, но стиль изображения основного повествования разительно отличается от внутренней истории, потому дополнительные ухищрения портят восприятие, оставляя ощущение наплевательского отношения к работе.
Рассказ про издание самого комикса чуть более интересен. Ушлый издатель преследует сразу три цели: помочь другу, подняться на ажиотаже и почистить карму за счет борьбы с цензурой. Что из этого важнее — вопрос открытый, и разобраться в нем вам предстоит самим, если рискнете прочесть. Благо здесь есть муки выбора, а нарисовано все прекрасно, с вниманием к деталям. Персонажи легко узнаются, особенно издатель Т. Ольга Лаврентьева великолепная художница, и она это в очередной раз доказывает.
Но и здесь не обошлось без ложки дегтя. Какую причину озвучивают сценаристы при попытке предложить Ольге сотрудничество? Она рисовала комикс про блокаду, потому ее в нацизме никто не обвинит! Такая формулировка могла быть в жизни, но хоть немного поработайте с текстом! От перестановки реплик смысл не изменится, зато восприятие читателя — вполне.
Самое интересное начинается, когда читатель закрывает книгу. Приходят мысли. Не дай вам бог перед этим прочитать парочку хвалебных рецензий про рисующего вечность скупыми штрихами Хромогина! Мысль произведения, как и поднимаемая проблема цензуры, понятна. Не понятно, что с этой мыслью делать. Любой человек, закончивший школу, осознал, что цензура — это плохо. Имея доступ к интернету, можно еще и реальных историй почитать, как людей сажают ни за что. Перед нами комикс, как будто шапочно собравший содержание статей и роликов на YouTube без попытки разобраться в ситуации. Как выкрик с галерки «Цензура must die!» Это я и без вас знаю. Может быть, есть решение проблемы? Желательно такое, чтобы можно было применить в текущих условиях. Или новый взгляд, не озвученный в популярных интервью Дудя, Шихман или Пивоварова? Всего этого нет, только заезженная пластинка плохого качества с единственной попсовой песней, крутящаяся… хотелось бы сказать — десятилетиями, но боюсь, что уже столетиями.
Получается некий кризис позиционирования: для кого выпускали книгу? Видимо, для людей без интернета. Правда, они и комикс не купят, потому что им Мединский не велит такое читать. Для ее авторов, которым хотелось высказаться? Это, мне кажется, ближе к истине.
Мой любимый прецедент обхода цензуры — издание «Пикника на обочине». Братья Стругацкие изменили место действия и главного героя, чтобы книгу пропустили в печать. Пойдя на жертвы, авторы сохранили мысль книги и ее дух. Они понимали, что ни одна экспертиза их не спасет, никакое упоминание вымышленности всего описанного. Не то было время и не та цензура. Впрочем, творцы тоже изменились.
Здесь же с высказыванием не все гладко. Закон Годвина никто не отменял и правило на его основе тоже. Почему не Чикатило главный герой? Вот он насилует очередную ученицу, уже мертвую, и думает о той самой японской принцессе, которую встретил, когда по путевке ездил в Японию. Шок-контент, как хотели авторы, обеспечен. А потому он поднимается с электрического стула (хотя на самом деле был расстрелян) и уезжает навстречу любви. Вообще я даже не претендую на этот сюжет — забирайте для следующего сборника «Уебищных историй». За Чикатило вас даже не посадят!
Хуже всего то, что сюжет неизданной книги Хромогина подан так, что невольно думаешь: «Хорошо, что этот бред не вышел». Самоубийство собаки как юмористический элемент мог придумать только человек, ненавидящий животных. Помнится, Филипп Дик считал таких потенциально опасными в «Мечтают ли андроиды об электроовцах?». Абсурдность происходящего и коннотации, связанные с Гитлером, делают произведение отвратительным. Не потому, что нельзя писать про целовека-гиноцид, а потому что, делать это надо умеючи. Как многие смерти в книгах обесценивают смерть как таковую, так и бездумное использование подобной исторической личности без привязки к реальным событиям не дает приему работать. Весь груз знаний школьной программы никуда не исчезает. Я все еще вижу, как флиртует немецкий диктатор, а где-то в Освенциме выбирают еврея с татуировкой покрасивее, чтобы сделать сумочку, которая понравится даже японской принцессе.
Этого текста не должно было быть. Потому что… самоцензура. Нельзя трогать то, что восхваляют толпы. Любая попытка вставить критику сталкивается с просьбой зашить себе что-то или что-то отрезать. Это ведь не цензура, это русский подход к критике. Как и с любым другим произведением, к которому приложил руку Терлецкий, критический подход неуместен, как крик в горах, — тут же сойдет лавина из людей, признающих комикс гениальным лишь за освещение темы, а не за ее раскрытие. Что же, пусть тогда я посвящу данную рецензию тем, кто лишь тяжело вздыхает и предпочитает не ввязываться в бунты в социальных сетях.